– Это ты...
Несмело, будто в первый раз, я коснулась пальцами его руки, тронула косточку на запястье, приласкала старый рубец, оставшийся после ожога, погладила костяшки пальцев.
Тим с улыбкой следил за «путешествием» моих рук и, когда я подняла на него глаза, с нежностью сжал их. Как раньше.
– Я не могу без тебя, – серьезно сказала я Тиму, глядя в его глаза.
– Я с тобой, – так же серьезно ответил он.
– Сейчас да. Но раньше...
– Раньше я тоже был с тобой, только ты, захлебнувшись в отчаянии, не хотела меня чувствовать. Я всегда с тобой, Саша. Помнишь, я говорил, что буду хранить тебя?
– Помню, – потупилась я. Немного помолчав, собралась с духом и вновь подняла на него глаза. – Я хотела сказать тебе многое, но не успела. Я ругала себя за то, что так мало говорила тебе «люблю». Сколько бы раз я ни произнесла это слово, этого все равно было мало.
– Я слышал все твои слова, Саша. И те, что ты говорила, и те, что не произносила вслух. Я чувствую твои настроения, улыбаюсь вместе с тобой и грущу.
– Я обвиняла тебя в том, что ты меня бросил. Знаю, знаю, сейчас скажешь, что не бросал меня, что всегда был со мной. Но мне не хватало твоего физического присутствия! Прикосновений, дыхания, тепла, запахов. Я винила себя за все, что натворила... Что если бы не поехала в ту клинику, ты был бы жив.
– Я жив, Саша. Здесь все живое, чувствуешь? Здесь я более живой, чем там, – сказал он, вновь касаясь моей руки теплыми пальцами.
– Знаю, знаю, но мне не хватало тебя именно там! Я свихнулась от вопросов без ответа: почему ты? Почему ты, не я? Почему не вместе?
– Сейчас не имеет значения, Саша.
– Да-да, ты прав. Уже не имеет значения. Но я умирала от страха, думая, что мы расстались навсегда, что ты не будешь ждать меня здесь.
– Ты меня не слышала, не читала моих посланий. Была слепой и глухой. Нельзя так, – покачал он головой.
– Но как, как я могла читать и слышать послания без слов и звуков? Я жила в материальном мире и умела видеть и слышать лишь осязаемые вещи и звуки! – вскричала я.
Он серьезно произнес:
– Вера помогает слышать и видеть не только материальное, Саша.
– Моя вера разбилась!
– Но сейчас ты вновь полна ею.
– Это потому, что я с тобой.
– Твоя вера – не я, – возразил Тим, улыбаясь чуть снисходительной, но доброй и понимающей улыбкой, будто учитель – упрямому ученику. – Любовь – твоя вера. Любовь – многогранна. Ты познала лишь одну ее грань. Есть любовь куда сильней, чем любовь к мужчине.
– Мне другой не надо!
– Упрямая, как и раньше, – ласково усмехнулся Тим и нежно убрал с моего лба челку. – Волосы остригла... Но так тебе тоже хорошо. Красивая ты, Сашка, красивая...
– Меня радует, что нравлюсь тебе и сейчас, – буркнула я. Тим засмеялся и в шутку взъерошил мои волосы.
– Сашка. Сашка-промокашка... У тебя есть еще шанс.
– Но я не хочу! – отчаянно запротестовала я, наполняясь тревогой. – Не хочу уходить от тебя! Не хочу расставаться с тобой!
– Опять по кругу... – поморщился Тим с легкой досадой. – У тебя есть возможность прожить эту жизнь так, как бы прожила ее со мной. Но даже лучше, без соперницы-музыки, которая бы могла встать между нами. Не отказывайся от нее.
Но я упрямо мотала головой, не желая его слушать.
– Не плачь, Сашка-промокашка, – попросил он и легонько тронул меня за плечо.
– Не плачу, – сказала я, слизывая с губ соленую влагу.
– Однажды мы вновь встретимся, – пообещал Тим и, взяв мою руку, вложил мне в ладонь что-то небольшое и гладкое. – Это как доказательство.
Я разжала пальцы и увидела колечко. То самое, которое он мне уже когда-то дарил и которое я недавно потеряла.
– Но как?.. – задохнулась я от радости. – Я думала, что потеряла его!
Тим лишь молча улыбнулся.
– Я не хочу уходить, Тимка. Почему я должна уйти? Ты сказал про шанс прожить эту жизнь так, как я прожила бы ее с тобой. Но я уже здесь. Мы вместе, и мы можем...
– Саша, когда я говорил тебе о другой грани любви и еще одном шансе, я имел в виду не только наши с тобой чувства. Еще один твой шанс – это и он...
На его руках вдруг оказался пышущий здоровьем, сонно улыбающийся младенец.
– Это... наш ребенок? – тихо спросила я, думая о сделанном мной аборте.
– Мог бы быть нашим. Но он – не мой. Он – твой. Возьми его, Саша. Ради него ты и должна вернуться.
Я приняла в непослушные руки малыша и растерянно спросила:
– И... что мне с ним делать?
Тим, запрокинув голову, звонко рассмеялся.
– Какая ты забавная, Сашка! Тебе лучше знать, что делать с ним.
Я неуверенно покачала младенца на руках, несмело прижала к груди и, опустив лицо, осторожно понюхала его голову с волнистыми темными волосиками. Пахло вкусно – молоком, сливочным печеньем и еще чем-то сладким, домашним и добрым.
– Это твой новый шанс, Саша, – вновь повторил Тим.
А я торопливо спросила:
– А как же ты? Разве тебе не дан еще шанс? Я говорю о музыке.
– С твоей помощью, Саша, – улыбнулся он, и в его синих глазах промелькнули лукавые искорки. – Ты – мой шанс.
– Поцелуй меня, Тим, – попросила я его на прощание, закрывая в ожидании глаза. – Пожалуйста.
Я услышала рядом с собой легкое движение, будто Тим придвигался ко мне. И мгновение спустя его сухие и горячие губы коснулись моих. Сладкий, как малина поцелуй, самый долгий и чувственный из всех, которые у нас когда-либо были.
– Я люблю тебя, Сашка. Люблю...
Его шепот затихал, будто шум успокаивающегося ветра.