– Лазарин на тебя глаз положил, похоже. Иначе с чего бы ему приглашать тебя на концерт и интересоваться, будешь ли ты потом на вечеринке?
Мне хотелось сказать Марине правду, что таким образом Тим замаливал свою оплошность, но я переборола себя и загадочно улыбнулась:
– Может быть.
Слова Марины о том, что Тим неравнодушен ко мне, не выходили из головы и подогревали надежды, которые я возлагала на предстоящую вечеринку. Я решила выкинуть белый флаг и «завязать» с «холодной войной», которую вела не против Тима, а против самой себя.
Сценарий мероприятия был прост, как медная монета: вначале – импровизированные застолья в комнатах, потом – общая для всех дискотека под магнитофон в закутке за кухней.
Я быстро сбежала из-за накрытого стола в нашей комнате, оставив Марину болтать с двумя приглашенными сокурсницами. Но и на дискотеке мне тоже быстро наскучило, потому что там не оказалось Тима.
Я ушла и еще долго бродила по узким коридорам общежития, спускалась и поднималась по лестницам, стояла на лестничных площадках, опершись о перила.
Потом, устав бродить, сидела на подоконнике между этажами и курила. Иногда ко мне кто-то подсаживался и завязывал разговор. Я отвечала с неохотой и односложно. А когда уж совсем загрустила, вновь отправилась в полутемный закуток, откуда еще доносилась музыка, но по пути зашла на кухню, чтобы выпить воды.
Взяв со стола чью-то забытую кружку, я наполнила ее прямо из-под крана и сделала несколько жадных глотков. И только после этого заметила с удобством расположившуюся на подоконнике целующуюся парочку. Незнакомую девицу с ярко-рыжей буйной гривой. И Тима.
От потрясения я выронила кружку, и этот шум вспугнул их.
– Саша? – удивленно и растерянно пробормотал Тим, слепо щурясь и часто моргая, будто от внезапно включенного яркого света.
Девица глянула на меня враждебно и тут же отвернулась. Я заметила ее руку с ярко-красными длинными ногтями, по-свойски поглаживающую Тима по обтянутому джинсами бедру и, резко развернувшись, выскочила из кухни. Под моими каблуками жалобно хрустнули осколки разбившейся кружки, а мне показалось, что это хрустнули, превращаясь в пыль, обломки моих надежд.
Кажется, в тот вечер я здорово напилась – впервые в жизни. И ни до, ни после не вела себя так легкомысленно и разнузданно, как в тот вечер. С кем-то знакомилась, с кем-то целовалась, курила чьи-то сигареты, пила вино, которым меня щедро угощали, и безбожно флиртовала со всеми подряд...
– ...Саш, ты не хочешь никуда ехать? – вернул меня на землю тревожный голос.
Я сморгнула и, подняв на Леонида глаза, поспешно ответила:
– Нет-нет, вернее, да. Поедем. Я посмотрю на работе каталоги и позвоню тебе.
– Отлично, Мартышка! – обрадовался он и довольно потер ладони. – Если у тебя не получится взять отпуск сейчас, поедем на новогодние каникулы. Тебе ведь хотелось бы отметить Новый год где-нибудь на островах? Мартышка, ты меня слышишь?
– Да, Лелик, да, – вздохнула я, мрачнея от старых воспоминаний. – Слышу.
– Как будто здесь и не здесь, – почти обиделся Леонид.
– Извини. Я тут.
– Десерт хочешь?
– Пожалуй, – вяло согласилась я.
И когда Лелик вышел за сладким, плеснула себе в бокал вина и залпом выпила, будто водку. Неуважительное отношение к вину многолетней выдержки, ценность которого заключалась в постепенно раскрывающемся букете. Лелик, если бы это увидел, не одобрил бы.
– Надеюсь, тебе понравится, – сказал он, возвращаясь с двумя высокими вазочками с крупной клубникой, украшенной шапками взбитых сливок. – Ты ведь любишь клубнику?
– Да, – ответила я, думая, что всегда отдавала предпочтение малине. Тим хорошо знал об этом.
– Мартышка, что все же случилось?
– Ничего, – покачала я головой, взяла ложку, но тут же положила ее на стол, так и не попробовав ягод.
Мне захотелось уйти. Но как сказать об этом Лелику так, чтобы не обидеть его, я не знала.
– Саш? – позвал он меня. И я подняла на него глаза, подумав, что сейчас он – мой милый проницательный Лелик – поймет, что я хочу уйти, и предложит вызвать мне такси.
Но он наклонился ко мне и поцеловал. И я машинально ответила на его поцелуй.
Шальное секундное желание, отдающее разнузданностью, спровоцированное залпом выпитым вином и усиленное горьким послевкусием моих некстати воскресших воспоминаний.
Второй раз в жизни вино стирало границы моих принципов, второй раз в жизни я готова была потерять контроль. Лишь бы больше не чувствовать разъедающий сердце кислый вкус одиночества, растворенного в отчаянии. Адская смесь. Впервые я хлебнула ее на той пресловутой вечеринке.
Рука Лелика смело скользнула мне в вырез платья, и это привело меня в чувство.
– Не надо!
Его объятия размякли, будто раскисшая под дождем глина, и мне не составило особого труда высвободиться из них и встать.
– Прости... – сказала я, глядя в сторону.
– Это ты меня прости... – хриплым шепотом произнес Леонид. – Прости. Я слишком поторопился.
– Мне лучше уйти. Извини.
Он без слов кивнул – то ли принимая мои извинения, то ли соглашаясь с тем, что мне лучше уйти. И когда я уже оказалась у дверей, опомнился и бросился за мной следом:
– Мартышка, куда ты? Ночь на дворе. Давай я тебя отвезу.
От его фразы, произнесенной с искренним беспокойством, повеяло такими знакомыми интонациями, что я невольно вздохнула с облегчением и улыбнулась:
– Нет, спасибо, я поймаю такси.
– Поймает она такси! – ворчливо произнес Леонид, старательно не глядя мне в глаза. – Подожди, я тебе его сам вызову, раз тебе так не терпится уйти. А то еще неизвестно, какие ты «приключения» найдешь.